Неточные совпадения
Анна Андреевна,
жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на
романах и альбомах, вполовину на хлопотах в своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть эта распространяется только на мелочи и состоит в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.
Ей рано нравились
романы;
Они ей заменяли всё;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо.
Отец ее был добрый малый,
В прошедшем веке запоздалый;
Но в книгах не видал вреда;
Он, не читая никогда,
Их почитал пустой игрушкой
И не заботился о том,
Какой у дочки тайный том
Дремал до утра под подушкой.
Жена ж его была сама
От Ричардсона без ума.
Тут был на эпиграммы падкий,
На всё сердитый господин:
На чай хозяйский слишком сладкий,
На плоскость дам, на тон мужчин,
На толки про
роман туманный,
На вензель, двум сестрицам данный,
На ложь журналов, на войну,
На снег и на свою
жену. //……………………………………
Он вспомнил, что в каком-то английском
романе герой, добродушный человек, зная, что
жена изменяет ему, вот так же сидел пред камином, разгребая угли кочергой, и мучился, представляя, как стыдно, неловко будет ему, когда придет
жена, и как трудно будет скрыть от нее, что он все знает, но, когда
жена, счастливая, пришла, он выгнал ее.
— Я спросила у тебя о Валентине вот почему: он добился у
жены развода, у него —
роман с одной девицей, и она уже беременна. От него ли, это — вопрос. Она — тонкая штучка, и вся эта история затеяна с расчетом на дурака. Она — дочь помещика, — был такой шумный человек, Радомыслов: охотник, картежник, гуляка; разорился, кончил самоубийством. Остались две дочери, эдакие, знаешь, «полудевы», по Марселю Прево, или того хуже: «девушки для радостей», — поют, играют, ну и все прочее.
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что в
роман: черту, сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с
женой, Савелья и Марину, потом смотрел на Волгу, на ее течение, слушал тишину и глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень, ловил в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь к созданным им мотивам, бросал их на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
Жена его, Вера Иосифовна, худощавая, миловидная дама в pince-nez, писала повести и
романы и охотно читала их вслух своим гостям.
Я забыл сказать, что «Вертер» меня занимал почти столько же, как «Свадьба Фигаро»; половины
романа я не понимал и пропускал, торопясь скорее до страшной развязки, тут я плакал как сумасшедший. В 1839 году «Вертер» попался мне случайно под руки, это было во Владимире; я рассказал моей
жене, как я мальчиком плакал, и стал ей читать последние письма… и когда дошел до того же места, слезы полились из глаз, и я должен был остановиться.
На другой день утром мы нашли в зале два куста роз и огромный букет. Милая, добрая Юлия Федоровна (
жена губернатора), принимавшая горячее участие в нашем
романе, прислала их. Я обнял и расцеловал губернаторского лакея, и потом мы поехали к ней самой. Так как приданое «молодой» состояло из двух платьев, одного дорожного и другого венчального, то она и отправилась в венчальном.
Ведь он довел до мертвого запоя нелюбимую
жену, он разыграл
роман с Прасковьей Ивановной, он теперь мучил несчастную Харитину…
Однако, надо сказать, что для этого парня, вообще очень невоздержанного насчет легких случайных
романов, существовали особенные твердые моральные запреты, всосанные с молоком матери-грузинки, священные адаты относительно
жены друга.
Как это нередко случается,
жена Прозорова узнала последняя о разыгравшемся
романе.
Это все равно как если бы писателю какого-нибудь, скажем, 20‑го века в своем
романе пришлось объяснять, что такое «пиджак», «квартира», «
жена».
Ротные командиры, большею частью люди многосемейные, погруженные в домашние дрязги и в
романы своих
жен, придавленные жестокой бедностью и жизнью сверх средств, кряхтели под бременем непомерных расходов и векселей.
Ромашов не мог удержаться от улыбки. Ее многочисленные
романы со всеми молодыми офицерами, приезжавшими на службу, были прекрасно известны в полку, так же, впрочем, как и все любовные истории, происходившие между всеми семьюдесятью пятью офицерами и их
женами и родственницами. Ему теперь вспомнились выражения вроде: «мой дурак», «этот презренный человек», «этот болван, который вечно торчит» и другие не менее сильные выражения, которые расточала Раиса в письмах и устно о своем муже.
Он преимущественно призывался выслушивать его
роман в секретных чтениях наедине, просиживал по шести часов сряду столбом; потел, напрягал все свои силы, чтобы не заснуть и улыбаться; придя домой, стенал вместе с длинноногою и сухопарою
женой о несчастной слабости их благодетеля к русской литературе.
— О разрешении неплодства —
Роману Чудотворцу; если возненавидит муж
жену свою — мученикам Гурию, Самону и Авиву; об отогнании бесов — преподобному Нифонту; об избавлении от блудныя страсти — преподобной Фомаиде…
Придя домой, Лаптев надел халат и туфли и сел у себя в кабинете читать
роман.
Жены дома не было. Но прошло не больше получаса, как в передней позвонили и глухо раздались шаги Петра, побежавшего отворять. Это была Юлия. Она вошла в кабинет в шубке, с красными от мороза щеками.
В Священном писании сказано, что
жена должна любить своего мужа, и в
романах любви придается громадное значение, но нет ли преувеличения в этом?
В
романе этом не будет ни уездных учителей, открывающих дешевые библиотеки для безграмотного народа, ни мужей, выдающих субсидии любовникам своих сбежавших
жен, ни гвоздевых постелей, на которых как-то умеют спать образцовые люди, ни самодуров-отцов, специально занимающихся угнетением гениальных детей.
— Оправдываться, в этом случае я не хочу, да нахожу и бесполезным, а все-таки должен вам сказать, что хоть вы и думаете всеми теперешними вашими поступками разыграть роль великодушного жорж-зандовского супруга Жака [Жак — герой одноименного
романа Жорж Санд (1804—1876), написанного в 1834 году.], но вы забываете тут одно, что Жак был виноват перед
женой своей только тем, что был старше ее, и по одному этому он простил ее привязанность к другому; мало того, снова принял ее, когда этот другой бросил ее.
Во всех
романах до подробностей описаны чувства героев, пруды, кусты, около которых они ходят; но, описывая их великую любовь к какой-нибудь девице, ничего не пишется о том, чтò было с ним, с интересным героем прежде: ни слова о его посещениях домов, о горничных, кухарках, чужих
женах.
Пунцовые губы его тихо вздрагивали под черными усами и говорили мне, что в беспокойной крови его еще горит влажный поцелуй Берты Ивановны. Если бы пастор Абель вздумал в это время что-нибудь заговорить на тему: «не пожелай
жены искреннего твоего», то
Роман Прокофьич, я думаю, едва ли был бы в состоянии увлечься этой проповедью.
— О разрешении неплодства —
Роману Чудотворцу; если возненавидит муж
жену свою — мученикам Гурию, Самону и Авиве; об отогнании бесов — преподобному Нифонту; от избавления от блудныя страсти — преподобному Мартемьяну…
— Ну, бог с ними — и с деньгами и с лестью, — все это не моего
романа. Скажите лучше мне, как вы думаете вести себя с вашей будущей
женой?
Мужчина у нас не просто мужчина, а военный или статский; он с двадцати лет не принадлежит себе, он занят делом: военный — ученьями, статский — протоколами, выписками, а
жены в это время, если не ударятся исключительно в соленье и варенье, читают французские
романы.
Иван Ильич стерег
жену свою
По старому обычаю. Без лести
Сказать, он вел себя, как я люблю,
По правилам тогдашней старой чести.
Проказница ж
жена (не утаю)
Читать любила жалкие
романыИли смотреть на светлый шар Дианы,
В беседке темной сидя до утра.
А месяц и
романы до добра
Не доведут, — от них мечты родятся…
А искушенью только бы добраться!
Брат Евпраксии Васильевны был вдов: он потерял
жену на второй год после свадьбы и целых два месяца после того провел в лечебнице для душевнобольных; сама она была незамужняя, хотя когда-то имела
роман со студентом.
Он, как Рислер-старший в
романе Альфонса Доде, сияя и потирая от удовольствия руки, глядел на свою молодую
жену и от избытка чувств не мог удержаться, чтобы не задавать вопрос за вопросом...
— Полно тебе врать, Иван Демьяныч! — сказал я, давая легкий щелчок носу Ивана Демьяныча. — Мужья убивают
жен только в
романах да под тропиками, где кипят африканские страсти, голубчик. С нас же довольно и таких ужасов, как кражи со взломом или проживательство по чужому виду.
Видал я на своем веку много неравных браков, не раз стоял перед картиной Пукирева, читал много
романов, построенных на несоответствии между мужем и
женой, знал, наконец, физиологию, безапелляционно казнящую неравные браки, но ни разу еще в жизни не испытывал того отвратительного душевного состояния, от которого никакими силами не могу отделаться теперь, стоя за спиной Оленьки и исполняя обязанности шафера…
— Несчастная…статуя! О,
жены, чтобы чёрт вас взял, вместе с вашими всезацепляющими шлейфами! Она отравилась? Чёрт возьми, тема для
романа!!! Впрочем, мелка!.. Всё смертно на этом свете, мой друг…Не сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра, твоя подруга, всё одно, должна была умереть…Утри свои слезы и лучше, чем плакать, выслушай меня…
В отрывке из ненаписанного
романа «Декабристы» мы знакомимся с дальнейшею судьбою Наташи. В Москву возвращается отбывший каторгу декабрист Пьер Лабазов. В добродушном, восторженном чудаке Пьере Лабазове и его
жене Наталии Николаевне нетрудно узнать Пьера и Наташу Безуховых.
Между тем Катерина Астафьевна распорядилась закуской. Стол был накрыт в той комнате, где в начале этой части
романа сидела на полу Форова. За этим покоем в отворенную дверь была видна другая очень маленькая комнатка, где над диваном, как раз пред дверью, висел задернутый густою драпировкой из кисеи портрет первой
жены генерала, Флоры. Эта каютка была спальня генеральши и Веры, и более во всем этом жилье никакого помещения не было.
— Я понимаю, что ты не можешь и не должна сделать тур, какой делали героини тех
романов, но если твой муж позовет тебя как добрый, любящий человек, как христианин простит тебя и примет не как
жену, а как несчастного друга…
В нем Михаил Андреевич отвечает
жене на ее, полное негодования, письмо по поводу дошедших до нее слухов о его
романе с княгиней Казимирой Антоновной Вахтерминской.
Войницкий. При моей наблюдательности мне бы
роман писать. Сюжет так и просится на бумагу. Отставной профессор, старый сухарь, ученая вобла… Подагра, ревматизм, мигрень, печёнка и всякие штуки… Ревнив, как Отелло. Живет поневоле в именье своей первой
жены, потому что жить в городе ему не по карману. Вечно жалуется на свои несчастья, хотя в то же время сам необыкновенно счастлив.
— Дело житейское, — досказала Павла Захаровна. — Супруг на все сквозь пальцы смотрел, пока отель-от сам Низовьев не предоставил ему с
женой. Нынче и все так. И в жизни, и в
романах.
Когда я встретился с ним в Кронштадте и играл с его
женой Чацкого, — он уже был автор"Петербургских трущоб", которыми заставил о себе говорить. Он усердно изучал жизнь столичных подонков и умел интересовать менее взыскательных читателей фабулой своего
романа с сильным романтическим привкусом.
Мне лично всегда так ярко представлялась эта, быть может, и выдуманная сцена, что я воспользовался ею впоследствии в моем
романе"На суд", где фабула и психический анализ мужа и
жены не имеют, однако, ничего общего с этой московской историей.
В Германии-Тургенев-Баден-Швейцария-Бакунин-Берн и Базель-Мировой конгресс-Мюнхен-Вена-Привлекательная Вена-Веселящаяся Вена-Театральная Вена-Венские любимцы-Грильпарцер-Венский фашинг-Славянская Вена-Чехия-Дюма-Разговоры с Дюма-Мои оценки Дюма-Наке-Корш-Об Испании-Испанские впечатления-Мадрид-В кругу иностранных корреспондентов-Поездка по Испании-Испанская политика-Испанский язык-Испанские музеи-В Барселонк-Моя программа пепеездов-"С Итальянского бульвара"-Герцен-Русские в Париже-Огарев-Отношения к Герцену-Кавелин-Разговоры с Герценом-"Общечеловек"Герцен-Огаревы и Герцен-Парижская суета-Снова Вена-Невинный флирт-О французких женжинах-Роман и актрисы-Планы на следующий сезон-Бакст-Гончаров-В Берлине-Политические тучи-Война-Седанский погром-Французские Политики-Возвращение в Россию-Берг и Вейнберг-Варшава-Польский театр-В Петербурге-Некрасов-Салтыков-Салтыков и Некрасов-Искра-Петербургские литераторы-Восстание Коммуны-Литературный мир Петербурга-Петербургская атмосфера-Урусов-Семевский и Краевский-Вид Парижа схватил меня за сердце-Мадам Паска-Мои парижские переживания-Опять Петербург-Театральные заботы-Дельцы-Будущая жена-Встреча русского Нового года
— Сейчас у меня с моей дамой, пока мы плясали, был разговор, — рассказывал медик, когда все трое вышли на улицу. — Речь шла об ее первом
романе. Он, герой — какой-то бухгалтер в Смоленске, имеющий
жену и пятерых ребят. Ей было 17 лет и жила она у папаши и мамаши, торгующих мылом и свечами.
С омерзением вспомнил граф ту гнустную сплетню о Зарудине и его
жене, пущенную его врагами и не подтвердившуюся ничем, и с еще большим чувством гадливости припомнилась ему сцена в Грузине, когда Бахметьева своим сорочьим языком — Алексей Андреевич и мысленно назвал его «сорочьим» — рассказала невиннейший девический
роман Натальи Федоровны и, воспользовавшись появившимся у него, мнительного и раздраженного, подозрением, в ту же ночь отдалась ему.
Стр. 337. Белло(Бело) Адольф (1829–1890) — французский писатель, автор бульварных
романов, имевших скандальный успех благодаря своим фривольным сюжетам («Девица Жиро — моя
жена», «Огненная женщина» и др.).
В голове ее носилась во всех подробностях та сцена французского
романа, которую она решила повторить с Семеном Павловичем. Там тоже был доктор и молодая
жена старого барона, которую он держал взаперти.
Он сознавал, что не мог извинить ей, подобно Кудрину, этого первого дебюта на сцене заурядного житейского
романа; для Андрея Павловича она была просто милая девушка невеста, будущая хорошая
жена, для него же она была божество, луч света, рассекавший окружающий его мрак.
— Почему же не решиться… Я совершенно уверен, что сумею завязать с моей
женой ее первый и последний
роман и таким образом окончательно овладеть ее сердцем… Наивность и иллюзии скоро исчезнут и через пять лет у меня будет
жена — самая восхитительная из всех женщин.
— Не выпуская изо рта папиросу, адъютант отправляется спать.
Жена грызет апельсины и остается на кушетке с заплаканными глазами. Сначала она срывает свое сердце на детях и на мамке. Потом берет
роман Гондрекура.
Ее чуждому всякой глубины мысли уму, конечно, могло показаться более чем странным, что
роман Александра Васильевича начался чуть ли не с умирающей девушкой. Здоровье было главным условием любви в том смысле, в каком понимала ее Марья Петровна, в каком понимает ее, с одной стороны, впрочем, и русский народ, выражая в одной из своих пословиц мысли, что «муж любит
жену здоровую».
— Так называют в
романе Марту Скавронскую, ставшую впоследствии
женой Петра I, а после его смерти — императрицей Екатериной I (1725–1727).].